Похищение Казанской явленной чудотворной иконы Божией Матери

Стоян-Чайкин специально более, чем за полгода до кражи, приехал в Казань, чтобы совершить это дерзкое преступление. Понятно, что в одиночку он не смог бы это осуществить, поэтому телеграммой вызывает своего старого приятеля, карманного вора Анания Комова, входит в преступный сговор с казанским ювелиром Максимовым и монастырским караульщиком Захаровым.

Преступники юлили, переваливали вину друг на друга, «путались» в показаниях. Большую часть драгоценностей, украшавших иконы, удалось вернуть. Но следов чудотворных икон обнаружить так и не удалось. Ни Стоян-Чайкин, ни другие обвиняемые то ли из-за страха перед Божией карой или по каким-то иным мотивам хранили молчание о самих иконах.

«Спрошенная, как при дознании, так и на следствии, проживавшая в одной квартире с Кучеровой дочь её Евгения (ей в ту пору было 9 лет) показала: накануне Петрова дня, поздно вечером, Чайкин ушёл из дома вместе с Ананием Комовым, приехавшим за несколько дней перед тем, в Казань, причём каждый из них взял с собою, шпаеру револьвер): а после того, проснувшись на рассвете, она увидела, что Чайкин рубит «секачём» (большим ножом) икону Спасителя, а Комов топором - икону Казанской Божией Матери. Разрубленные иконы были положены в железную печь, после чего бабушка (Елена Шиллинг) зажгла иконы... она видела, как Чайкин и Комов резали похищенные ризы ножницами, а мать её резала жемчуг...».

Девочка также рассказала, что за несколько дней до этого они вместе с Комовым ходили в город, где повстречали сторожа монастыря Захарова и по-дружески поздоровались с ним. Впоследствии Евгения Кучерова неоднократно меняла свои показания, по-детски легко отказывалась от предыдущих, явно придумывала новые. Следствие с большим недоверием относилось к ним, тем более что свидетели и обвинения, и защиты единодушно указывали на такие черты её характера, как лживость и ветреность.

Тем не менее 8 июля в селе Долженкове был задержан Ананий Комов. У него обнаружили револьвер, золотой медальон с девятью жемчужинами, а у родственников - портмоне с деньгами на сумму 540 рублей. Эксперты в свою очередь провели сличение почерков и пришли к выводу: черновик телеграммы, найденной в квартире Чайкина, был написан рукой золотых дел мастера Николая Максимова.

Сам Чайкин, чтобы перевалить вину на Максимова, свидетельствовал, «что вечером 28 июня он был дома, лёг спать часов 8-9 и ночью никуда не ходил: на второй или третий день после Петрова дня (29 июня) он купил за 750 рублей у Максимова, пришедшего к нему на квартиру, две ризы с икон Спасителя и Казанской Божией Матери, зная, что они похищены в Казанском монастыре; ризы были куплены изрезанными, и он скрыл их в печи, а камни и жемчуг спрягал в ножку стола...».

Максимов же утверждал: «После кражи из монастыря Чайкин на мои вопросы о судьбе икон сказал: «Я порубил, побросал в печку, мать заставил сжечь; она сожгла и плакала - мамаша у нас плаксивая».