Альбина АБСАЛЯМОВА. "Алифба"

Альбина АБСАЛЯМОВА

Уронила красавица в речку казан, вырос город – прекрасней красавицы той. Здесь к намазу влечет сладкогласный азан, и к обедне зовет седовласый святой… Когда я спрашиваю своих иногородних знакомых о том, какие ассоциации вызывает у них слово «Казань», они обычно вспоминают Казанский университет, Казанский Кремль и Казанский вокзал. Еще говорят о том, что город, готовящийся  в августе будущего года перешагнуть тысячелетний рубеж, можно считать российским Стамбулом -  городом-сплавом востока и запада. А что такое «Казань» для меня, родившейся в этом городе и никуда не уезжавшей отсюда больше, чем на месяц летних отпусков? Что такое «Казань» - только лишь официальная история, только лишь моя собственная биография? Конечно, нет. Казань впитала в себя тысячи историй, тысячи улиц, тысячи сюжетов, тысячи лиц. Я попыталась построить свой ассоциативный ряд. Конечно, он субъективен. Но и – во многом – как мне кажется, общий для каждого казанца.

Захотелось попробовать новый, доселе неиспробованный мной жанр – и построить повествование в виде азбуки. Пока я еще сама не знаю, что из этого получится – но резвые мысли уже опережают скорость печати. Итак…

Буква «А». Для меня это – арабская вязь. Так писала моя бабушка, Магина ханум Чумарина-Абсалямова. Из раннего детства, из нелегких лет юношеских скитаний по всей России (семью раскулачили, дом отобрали, родителей сослали в Сибирь) привезла она в Казань это диковинное письмо. Незадолго до смерти, случайно отыскав эмигрировавших после революции родственников, переписывалась она с ними исключительно арабской вязью. Я не понимала ее письма (конечно, официально она использовала кириллицу), но оно завораживало меня. Бесконечно долго вглядывалась я в непонятные буквы, местами очень похожие друг на друга, местами  очень разные, и даже не старалась понять принципов написания – просто любовалась. Разглядывая бабушкины письма, я мысленно оказывалась где-то далеко на востоке – то ли в Багдаде, то ли в Бухаре.

А еще «а» - это азан. Когда звучит призыв к молитве, у меня по коже бегут мурашки. Мне снова мерещатся былые времена, красавцы шакирды, богатые базары. И вот я иду, одетая в удивительной красоты костюм (одной из любых книг моего детства были «Костюмы казанских татар» - не ручаюсь за точность названия – в снимающейся розовой обложке; очень мне нравилось робко рисовать - людей именно в этих одеждах), и слушаю этот протяжный голос, доносящийся со стороны мечети, и застываю на месте, заслушавшись, и, смущенная, ловлю на себе любопытные взгляды…

«Б» - это башня Сююмбеки. Помню, как нравились разномастные легенды о гордой царице – особенно та, в которой непокорная ханша отвергла ухаживания Грозного, который, решив покорить неприступную Сююмбике, за семь дней построил ей на диво семиярусную башню.  Холодил кровь финал - царица, не пожелав отдаться нелюбимому, бросилась с башни вниз.  Кто-то же, наоборот, рассказывал, что Грозному удалось-таки увезти строптивую красавицу в Москву… Эта версия, вроде бы, была более правдоподобной, но в нее верилось меньше – она не была красивой. Много позже я узнала, что уникальное сооружение, занесенное во всемирный реестр падающих башен, было построено гораздо позже взятия Казани войсками Грозного. А еще позже в Москве появился минианалог казанской достопримечательности – уменьшенная копия башни украшает там Казанский вокзал.