Гузель Сайфуллина. "Моей любимой Казани. Письмо друзьям или Голландия в картинках"

Привет! Охота поболтать
вдруг потянула к перу и ещё чистому листу бумаги.
Так в прошлом, когда не было ни телефона,
ни стандартных
компьютера услуг, спасались люди от безделья, скуки,
любви, наплывов вдохновенья и безденежья, -
бог весть чего,
и всё шло в топку жанра
эпистолярного...
Видать, привычка жива ещё, и хоть ленивы мы,
случается, не можем устоять от искушенья...
Друзья! Я знаю, что давно
вы ждёте от меня письма с рассказом
о Голландии, стране под флагом,
в котором Пётр Великий
цвета всего лишь переставил для России.
Извольте: вам я предлагаю
беглое знакомство с королевством. Да-да:
в стране, давно провозгласившей торжество
самых немыслимых свобод,
всё существует королева, и её, с семьёй,
любой увидеть может:
на концерте иль празднике. И, как в старинных сказках,
стоят дворцы в различных городах, где королева,
если хочет, обитает. А не хочет -
сдаёт в аренду. Не королям другим, а просто людям,
не нашедшим иного места под концерт иль выставку.
(Слышу ваш вопрос: И что Её Величество с того имеет?
- Думаю, культуру. А в цифры всё переведите сами.)

Итак, мы возвращаемся к началу
знакомства. Чтоб оживить словесное повествованье,
советую вообразить всё в красках. И картина
представит разноцветную страну,
накрытую бесцветным небом. Плоская земля
расчерчена квадратами полей
(скорей делянок: всё имеет
масштаб игрушек в человеческий размер);
на них - - игрушки-домики, игрушки-овцы
(столь округлых в живой природе не бывает),
пёстрые коровы и -- здесь моя слабость! -
лошади, всех силуэтов, красок и мастей,
под седоком и без. (Маленькая сплетня: знаю пару,
что под венец поехала верхом на лошадях;
невеста, как водится, в нарядном платье с шлейфом.
Вообразили, сколько вездесущих
было там зевак? И разговоров?!.. .) Кстати, разговоры:
немало характерного ухватит
ухо россиянина в голландской речи.
Дам лишь один пример: если хотите
приветствовать другого утром, не стесняясь,
произнесите «Хуе морхе!» Ещё проще
запомнить обращенье «Дамс ен херрен»
(что переводится как «Дамы» и -
нетрудно догадаться - - «господа»). Для добавленья
последнего штриха в гармонию певучей речи этой
набейте в рот сухариков или нечищеных орехов
и попытайтесь что-нибудь сказать.
И вначале, уверяю,
потерпите вы крах (что по-голландски прозвучит
как «ххррах!!»
что значит -- «с удовольствием!»).
Однако мы отвлеклись...
Средь множества деталей, которыми отличен
здешний мир,
одну отметите вы сразу: то - - велосипеды,
на которых существует вся страна -
рождается, влюбляется, стареет... Вон, взгляните:
этот только вылез из чрева матери, и вот уже,
платками привязанный к родному животу,
ещё подслеповатыми глазами моргая на ветру,
несётся средь машин. Таково
начало его жизни. А конец (иль около того,
ведь кто же знает отпущенный нам срок?!) -
начала продолженье. Вот -- бабушка
(у нас сидела бы с вязаньем на скамейке у подъезда,
осмотру подвергая всех входящих) педали крутит.
Седое облачко волос
уложено волнистыми рядами;
на шее шарфик, а перед рулём, в корзинке -
компаньонка,
до неприличья чистая дворняжка (здесь не в моде
породистые особи). Подобные картинки
везде найдутся — и в Гааге, исполненной достоинства
и самоуваженья, и «на селе» - - в Эдаме, Гауде, -
деревушках,
одними именами дразнящих любителей сыров...

Но лучше возвратимся в Амстердам,
что золотой занозой вошёл в душу самодержца
российского. Могу поспорить:
любой прибывший из страны каналов на берега Невы
узнает там родные очертанья:
извивы вод у каменных домов, и силуэты
в небо задранных мостов...
Но всё помножено там будет на размах российский:
где площадь - - поле, особняк — дворец
(не обязательно царю принадлежащий), а река,
казалось бы, навеки сжатая гранитными тисками,
способна вырваться на волю... Амстердам -
характера другого
(других, точнее: и барокко и Марокко
здесь чувствуют себя легко). И живописец
составил бы портрет не столь серьёзный;
к примеру - старичка, смешливого и элегантного
одновременно,
затянутого в тесный сюртучок фасадов узких,
и париками крыш лишь чуть прикрывшего
кварталы служащих там дам...
Имидж почти точный. Но лишь почти:
у каждого столетья - свои штрихи к портрету.
(Как во всей стране. Исключенье
составит разве Роттердам, обитель
Эразма достославного. Разгромленный
в последнюю войну,
он ныне говорит с гостями на архитектурном
эсперанто
века двадцатого.) Что до штрихов...
Искать их долго не придётся. Смотрите:
средневековья холодком всё ещё дышит башня,
где участь в колдовстве замеченных решалась;
к окраине поближе — словно застывший
дух социализма -
стоят ряды кирпичных коробков
(чем не родня «хрущёвкам» нашим?!).
Намного буржуазнее иные
«плавучие квартиры» на каналах -
баржи, оснащённые комфортом туалетов,
воды горячей и цветников.
...Но, я вижу, утомился мой читатель.
Так устают глаза от пестроты чрезмерной
и ищут тишины других картин -
тех, что попроще, однообразней и... родней.
Как тот знакомый дом,
нечаянно от сносов уцелевший,
где всё - событие: скрип старого крыльца,
звон колокольчика дверного, а за дверью - Музыка!,
удел соседей терпеливых... Впрочем,
об этих радостях напишете мне сами, -
если у вас, конечно, перо, листок тетрадный
и минутка времени найдётся. Если ж нет, -
то, как обычно, созвонимся,
и после прелюдии гудков недолгих
телеграфным стилем все новости проговорим.
И то подарок...