Чувства вслух

Ильдус АМИРХАНОВ

Давно уже не читал стихов ни татарских, ни русских поэтов. Во-первых, возраст уже не тот, все больше "к суровой прозе тянет", во-вторых, стихов слишком много, а истинных поэтов, увы, не очень... Но все же время от времени заглядываю в поэтические сборники, которые чаще всего случайно попадают мне в руки. Так открыл для себя, например, Зульфата, Рината Хариса, хотя раньше больше интересовался стихами Равиля Файзуллина, Роберта Миннулина, Разиля Валеева, Мудариса Аглямова, Эльмиры Шарифуллиной, Лены Шакирзяновой. В русской поэзии мне больше нравилась классика - Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Тютчев, Есенин, Евтушенко... А вот татарстанских русских поэтов читать практически не приходилось. Кроме, может быть, Николая Беляева. Во-первых, они стали доступны мне очень поздно, во-вторых, пугала их провинциальность.

Но мнение мое резко изменилось, когда случайно познакомился с двумя поэтическими книгами казанской поэтессы Ольги Левадной. Мне всегда представлялось, что поэзия "работает" в области чувств, а проза - в области разума. Поэтому поэзию можно назвать чувствами вслух, а прозу - мыслями вслух. Если одно вторгается в область другого, то не будет ни поэзии, ни прозы. Стихи Ольги Левадной привлекают именно тем, что они полностью погружены в область чувств. Поэтому я и воспринимаю их как чувства вслух, к тому же гармонирующие с моими чувствами. Ведь для области чувств един "всякий сущий язык". В этом смысле Ольга Левадная - моя родная поэтесса. Да, бывают сестры по крови, по вере, но, оказывается, может быть и сестра по духу.

Беру в руки ее книгу "Поднимаясь по лестнице раздумий". Она как бы обращена к деду, погибшему на фронте, которого Ольга никогда не видела. Но ее связывает с дедом родственность душ, неподвластная времени: "Я не знаю, в какой братской могиле ты лежишь и растет ли рядом черемуха. Но я хочу стать цветом ее. Цвести во все времена года..." Вот и у меня всплывает образ моего деда, которого я тоже никогда не видел, и одолевает чувство, что он живет во мне, не в прошлом, а в настоящем. И я говорю Ольге Левадной спасибо за то, что воскресила мои чувства, а значит, и моего деда.

Так же остро поэтесса ощущает несовместимость идеала с реальностью жизни. И как бы стыдится за вынужденный отход от идеала. Это противоречивое чувство всплывает в ее стихотворении "Дерево, прорастающее в небо": "...стремление к идеалу мы стыдливо прикрываем нашим бессилием, а бессилие прячем в недолговечную память...". Или, например, в стихотворении "Голос": "В молодости думается легче, и слова нежнее и добрей, но звучит настойчивей и резче голос разделенности моей". Пытается решить для себя эту проблему так: "Приучаясь не лгать, привыкаю не верить, я пытаюсь в себе доброту соразмерить..." Наверное, эта проблема не только ее, но и всех нас.

Живя в неоднородной этнодуховной среде, она впитала дыхание этой среды, составляющей органическую часть ее чувственности.

Поэтому она "видит", как "вечер вплетает в черные косы березы старинные татарские напевы". Навеяны теплотой и ощущением свойственности и такие строки: "На той стороне улицы совершают намаз. Мой город в самых чистых одеждах. В зимнем холоде слова Пророка вязью ложатся на заснеженные крыши, защищая нас от недалекого прошлого, где было так мало любви к Богу". Значит, слово божье может растопить даже стужу безбожия.

Как и многие из нас, Ольга Левадная радость жизни видит не в повседневной суете, а во взаимной заботе: "Я повторяю каждодневный путь, спеша из дома утром на работу. Но, кажется, не в этом жизни суть: так хочется почувствовать заботу!" Поэтому порой ее одолевает тревога: "Я теряю надежду на счастье, ничего не успев обрести". Но, по ее мнению, ощущение полного счастья возможно при полноте счастья всех. Счастье за счет других невозможно: "Никто не одинок в своей семье, пока делить не начинают счастье".