Чувства вслух

Ольга не разрывает духовной и чувственной связи и с родным отцом, рано покинувшим этот бренный мир. В ее словах слышится тихая грусть: "Это было давно, когда я была капитанской дочкой. Когда я могла засыпать ладошкой на подушке под маминой щекой... Когда, уезжая из Оренбурга, я просила об одном: не разламывайте ладони счастья..." ("Капитанская дочка"). Она даже отправляет ему письма "с обратным адресом любви": "Что же ты молчишь и нам не пишешь, как когда-то не писали мы? Я отправлю письма без ответа к совести своей и не усну... С адресом обратным: помню, верю и за все тебя благодарю".

С особым чувством Ольга отзывается о материнской любви, под защитой которой ничто не страшно. Она защищает человека не только в детстве, но и в зрелом возрасте, и в старости: "Ложусь спать под открытым небом материнской любви, не боясь проливных дождей наступившей зрелости и суховея грядущей старости, пока жива ты, моя мама". Хочу к этому добавить лишь свое ощущение незаменимости материнской любви. По опыту своей жизни знаю: жизнь делится на два периода - с матерью и без матери. Когда была жива мать, я ощущал дыхание жизни, как бытие, а когда ее не стало, моя жизнь превратилась в борьбу за существование.

Как женщина, Ольга свое высшее предназначение видит в материнстве, которое непрерывно связано с такими высокими понятиями, как Бог и Вера. Но при этом ее никогда не покидает неразделенная грусть, ощущение незавершенности мечты: "Мечтаю ручей по дороге найти, где плещется наша удача, и кров для ночлега, где счастье живет, и сад, где растет милосердье. А если еще мне совсем повезет, то лодку из птичьего пенья".

Особое впечатление произвела на меня и книга "Из крика птиц растут воспоминания", выпущенная в канун тысячелетия Казани. Поэтесса воспевает родной город не столько как архитектурный памятник или величественный жилой комплекс, а как источник великих чувств, где проявляет жертвенную любовь даже водосточная труба: "Как остывающий день, уснула труба на груди дома. Жертвенная водосточная любовь тянулась от крыши до тротуара. И невозможность счастья растворилась в пении водосточной трубы".

Ощущая прошлое и будущее, чувствуя настоящее, соединяя временное и вечное, конечное и бесконечное, Ольга Левадная ищет свое место во всех этих измерениях и, мне кажется, находит его. Поэтому ее радость и печаль, любовь и грусть оптимистичны, притягательны и вдохновенны. Читая ее стихи, хочется глубже взглянуть в себя и найти свое место в бесконечности и вечности жизни, несмотря на крошечность и мгновенность личного бытия.

Поэтому, наверное, ее стихам отзывается душа.

Добавлю еще одну немаловажную деталь. В последней книге стихи приведены сразу на четырех языках - на русском, татарском, турецком и английском. Английский язык мне непонятен. Турецкий воспринимаю больше разумом, чем чувствами. На чувственном уровне читаю на татарском и русском языках. И вот, сравнивая стихи на русском и татарском, ощущаю их родственность, чувственную идентичность. Это, наверное, ощутил и автор татарского текста (не берусь сказать переводчик) - известный поэт Зульфат. Он хотя и поменял слова (русские на татарские), но сохранил душу стиха. Зная стихи Зульфата, я могу сказать: так точно передать чувства может только он. Именно в его передаче стихи Ольги Левадной стали чисто татарскими.

За что искренне благодарю обоих.

"Республика Татарстан" №50-51 от 14 марта