Настоящий Чайковский в Казани

Татьяна МАМАЕВА

В Казани стартовал юбилейный тридцатый Шаляпинский фестиваль. Первым его событием стал «Евгений Онегин». В постановке Михаила Панджавидзе отсутствует желание любой ценой эпатировать публику, и в этом прелесть постановки.

«ТЕАТР ПОЛОН, ЛОЖИ БЛЕЩУТ»

Театр был переполнен. Забитой до отказа была даже галерка. Сильные морозы внесли коррективы в туалеты дам – декольте практически не наблюдались, зрительницы пришли тепло одетыми.

Но надевать в театр дорогие украшения стало традицией. Все-таки мы восточный город и любим игру камней. Часть зрительниц отважилась надеть платья в пол, среди них была и Зухра Нигматуллина, которая сейчас занимается ребрендингом команды «Рубин». На ней был элегантный макси-наряд цвета крем-брюле. В зале была замечена и мама музыкального руководителя постановки Михаила Плетнева Ольга Дмитриевна, которую окружали коллеги по прошлой работе в Казанской консерватории.

Открытие фестиваля привлекло внимание не только публики, но и журналистов, их было аккредитовано на оперный форум более ста человек. Перед началом спектакля произошел неприятный инцидент: капельдинеры, мотивируя, что есть на то запрет пожарных, просили уйти из прохода фотокорреспондентов, что последние со скрипом сделали, переместившись на первый ярус. Но к концу спектакля все равно сползли вниз к оркестровой яме – хочется ведь сделать снимок поинтереснее.

Но вот гаснет свет, по залу словно проходит тревожная волна – все ждут первых тактов увертюры. В оркестровой яме появляется под аплодисменты зала Плетнев, и спектакль начинается.

ДРАМА МОЛОДЫХ ЛЮДЕЙ

А на сцене была ранняя осень, желтые листья ложились на траву. Полз дымок, в саду варили варенье – первый акт «Онегина», по замечанию Александра Блока, характерен тем, что «щемит сердце от крепостного права». Но режиссер спектакля Михаил Панджавидзе убрал социальные мотивы – его больше интересовала драма молодых людей. Тут он следовал желанию Чайковского – композитор в свое время не отдал оперу в императорские театры, боясь, что партии молодых героев будут исполнять певцы «в возрасте». В казанском спектакле приятно смотреть на молодые лица и слушать сильные, крепкие голоса.

Сценограф Игорь Гриневич выстроил минималистические декорации, взяв за основу фасад барского дома, который трансформировался затем в спальню Татьяны или бальную залу. Минималистичность пошла на пользу и дала простор фантазии режиссера, а Панджавидзе умеет и любит применять видеопроекцию. Так было и на этот раз. И по фасаду дома бежали желтые листья, в сцене дуэли мы видели елки, укутанные снегом, а третий акт открылся видеопроекцией Невского проспекта, куда после странствий попадает Онегин. Но самое главное – на сцене то и дело появлялись воспроизведенные с помощью все той же видеопроекции автографы Пушкина, его рисунки на полях романа. И опера Чайковского, в которой с академическим текстом «Евгения Онегина» все-таки есть некоторые расхождения, от этих летящих строк и профилей, сделанных одним росчерком пера, делалась более пушкинской.

Чтобы закончить разговор о видеоряде, отметим, что к неудаче спектакля можно отнести далеко не стильные и даже отчасти безвкусные костюмы. Особенно не повезло Ольге, которую художник по костюмам с маниакальным упорством обряжает в скучно-розовые платья. Ну, а увидев платье Татьяны в сцене именин, можно только посочувствовать певице и пожать плечами.

Тем не менее уже первый акт потряс публику, в зале после сцены объяснения Татьяны (Амалия Гогешвили) и Онегина (Владимир Мороз), когда он дает ей отповедь, тихо всхлипывали впечатлительные зрительницы. Увы, как писала Марина Цветаева, «Татьяна говорила в письме о любви, Онегин отвечал ей о женитьбе». Они просто не слышали друг друга.

Замеченный в антракте после первого акта экс-сенатор Алексей Пахомов сказал в сердцах: «Что делать с этим Онегиным? Застрелить его что ли?». Позже он о чем-то увлеченно разговаривал с начальником путинского штаба в РТ Александром Лаврентьевым (экс-генеральный вертолетного завода), видимо, искали вариант онегинской экзекуции.