Александр Сергеев: «Мы возвращаем любовь кредиторов»

- На сайте, помимо торговых объектов, выставлены на продажу квартиры, дома. Это что за имущество?

- Там есть квартиры, которые принадлежат моей семье. В этом страшного ничего нет, мне есть где жить. Мы выставили все, чтобы набрать по балансу объем долгов. При этом, как только имущество в объеме долгов будет реализовано, все остальное продаваться не будет. Квартир там выставлено штук 8-10, и продажа их всех разом маловероятна. Есть также квартиры, которые попадали к нам по зачетам от других компаний.

- А коттедж в списке тоже ваш? Во сколько вы его оцениваете?

- Да, но тоже ничего страшного в этом не вижу. Кто хочет в моем коттедже пожить, - пожалуйста. Дом достаточно большой, порядка 800 кв. м. Продается вместе с мебелью и садом, в котором растут редкие для нашего региона деревья. На самом деле, строил его тесть, а теща готова расстаться с этим активом, чтобы помочь зятю закрыть долги. Все вместе стоит 40 миллионов рублей, меньше миллиона евро.

- А какова цена нового торгового комплекса на Краснококшайской, который был открыт в начале этого года?

- В районе 205 миллионов рублей. Это современный новый комплекс, почти 3 тыс. кв. м, отдельно стоящее здание, на первой линии, своя парковка. Его уникальность в том, что в радиусе километра такого объекта построить нельзя, ведь земля - ресурс конечный. При его строительстве применены дорогие отделочные материалы. Фасадов таких в Казани, наверное, вообще еще нет. В нем мог бы разместиться автосалон или магазин товаров для дома. Это может быть и хороший магазин для одежды.

НАСТУПАЕТ ЖЕСТКОЕ ВРЕМЯ

- Вы не рассматриваете банкротство как выход из сложившейся ситуации?

- Наш закон о банкротстве несовершенен. Мало кто знает, что закон о банкротстве включает в себя еще и процедуру финансового оздоровления, и направлен на вывод   предприятия из кризиса. Банкротство должно давать предприятию возможность вернуть каким-то образом долги, а в идеале реанимироваться и работать дальше. А наш закон работает на то, чтобы прикончить предприятие. Мы рассматривали этот вариант и пришли к выводу, что банкротство ничего не дает ни нам, ни банкам.

Хотя есть другой подводный камень, про который не все предприниматели знают. У банков есть свои инструкции и нормативы по резервированию. Пока у них на балансе висит просроченный кредит, для них это убытки. И по этим суммам надо делать стопроцентное резервирование. А как только они "кончили" предприятие, все это списали на убытки, резервирование уже не требуется.

Здесь, наверное, государство должно соображать быстрее. Центробанку нужно этот норматив изменить. Иначе банки кончат весь бизнес по всей стране. Наша задача сейчас -     дождаться оживления рынка, это может произойти и осенью, а может, через год-два.

- Но есть мнения, что кризис будет только углубляться и закончится далеко не через год-два.

- Нам в России очень повезло. В Штатах кризис длился десятилетия. Человек попадал в него в 25 лет и выходил в 45. Все – жизнь можно вычеркнуть. А в России кризис длится год-два, потом опять хорошо.

Худо-бедно, но восемь месяцев в кризисе мы уже живем, почти год. И катастрофы нет, по большому счету. Значит, ресурсы у страны еще есть. А вот что будет дальше? Думаю, что пик кончин предприятий придется на осень, потому что осенью банки начнут чистить балансы к новому году и "кончать" всех, кто не расплатился к этому периоду. Это, наверное, будет самое жесткое время.

Но если государство создаст условия для бизнеса, установит приемлемые нормативы по кредитованию, введет жесткий контроль над банками, чтобы они не играли на валютных рынках, а кредитовали предприятия, возможно, потери будут меньше. К сожалению, все пока происходит по Черномырдину: хотели как лучше, а получилось, как всегда. В России дают деньги банкам, в Китае – населению. По 100 долларов раздали людям, они пошли в магазины, что-то купили. Те компании, чьи услуги не востребованы, умрут, остальные – поднимутся. У нас банки жируют, а народ затягивает пояса.