Тимур Кибиров: "Для очень многих я все еще выскочка, мальчишка..."

Айсылу КАДЫРОВА

В четверг с клубом читателей "Книжного двора" встречался один из лучших поэтов современности Тимур Кибиров. А чуть раньше он дал интервью корреспонденту "ВК". Беседовать с поэтом, стихи которого любишь давно, удовольствие особенное...

- Тимур Юрьевич, Кибиров - это ваш псевдоним. Как он появился?

- Я подозревал, что человек, который увидит стихи, подписанные моей настоящей фамилией - Запоев, сочтет, что это псевдоним, и псевдоним очень дурного толка и вкуса. Во всяком случае я бы сам так подумал. И я взял фамилию прабабушки. А фамилия мамы для псевдонима тоже не годилась, она была - Залеева... Но Кибиров - это не первый мой псевдоним. Стихи я начал писать в 13 лет и тогда подписывал их высокопарно: Эдуард Дымный. Смешно вспоминать.

- А когда вы поняли, что вы - поэт?

- То, что я сейчас скажу, прозвучит кокетливо: я неокончательно понял и сейчас, что я - поэт. Понимаете, я избрал себе культуру, в которой это звание чрезвычайно высокое. Во главе культуры стоит поэт. И мне до сих пор не очень ловко так себя именовать. Лучше - литератор. Неплохой такой литератор, поскольку не самые глупые и не самые безвкусные люди тепло относятся к моим текстам.

- Покойный Дмитрий Александрович Пригов говорил, что вы едва ли не единственный, кто позволяет себе сегодня оставаться поэтом... Как вы с ним познакомились?

- Это было очень смешно. В середине восьмидесятых я в отличие от теперешнего своего смиренного и здравомыслящего отношения к собственным стихам был на исходе романтического представления о собственном даре, был уверен, что я чудесный такой поэт. И так как опубликоваться в СССР было совершенно немыслимо, я искал способы, как переправить рукопись на Запад. Надо было быть совершенным балбесом, а я таковым и являлся, чтобы спрашивать у людей: "А вы передавали свои стихи на Запад? А как?"... И вот однажды мои стихи передали Леве Рубинштейну. Он как вполне нормальный человек отреагировал на мою толстенную папку адекватно: графоман! И тут же, поморщившись, про нее забыл. Но на мое счастье к Рубинштейну зашел в гости Пригов, а он в отличие от всех нас по-немецки педантичный был человек, он прочел мои стихи. И назначил мне встречу у Левы. Когда я понял, что он одобряет мои тексты, тут же задал ему свой сакраментальный вопрос про Запад. Пригов опешил и сказал: "Тимур Юрьевич, такие вопросы не задают!". Он ко всем обращался по имени и отчеству... У нас замечательная была компания - группа "Альманах": Миша Айзенберг, Сережа Гандлевский, Пригов, Рубинштейн, все разные...

- Именно они были первыми слушателями вашей потрясающей поэмы "Жизнь К.У. Черненко"? Кстати, вы бы могли написать сейчас поэму о Медведеве?

- Исключено. Меня другие вещи сейчас интересуют. Да и тогда, когда писал о Черненко, это не было политическим жестом. Это была попытка вполне простодушно описать действительность. Получилось смешно. Кстати, недавно одна журналистка спросила, почему я вдруг из ерничающего поэта превратился в зануду-морализатора. Я так удивился. Я же всегда читал нотации в своих стихах! Видимо, с возрастом это усугубилось. Но надеюсь, что я не стал смертельно серьезным.

- Смертельно серьезный человек никогда бы не написал: "Я в скверне по уши давно, / но называть говном говно / имею право всё равно, /как это ни смешно!". Тимур Юрьевич, воспользуйтесь, пожалуйста, сейчас этим правом, приведите примеры плохих, на ваш взгляд, стихов?

- Знаете, я не могу сформулировать, что это - плохие стихи.

- Но вы их читали! Помните, когда вели радиопередачу "Стихи по заявкам"? Асадова читали.

- Асадова, Михалкова, да. Для меня, кстати, тоже именно Асадов - безусловно плохой поэт. Но я понимаю, что миллионам девочек он не менее дорог, чем мне Ходасевич. Подозреваю, механизмы, которыми оба этих поэта воздействуют на сердца, одинаковые: они "открывают глаза" своим читателям. А вообще, сейчас, когда под вопросом само существование сферы чтения, надо радоваться уже тому, что кто-то хоть Асадова читает.