"Если цензура появится снова, перестану писать..."

Айсылу КАДЫРОВА

Поэт и эссеист Лев Рубинштейн, побывавший в гостях у клуба читателей "Книжного двора" в минувшую пятницу, в историю культуры вошел как создатель жанра "картотеки". Он первым стал писать тексты на пронумерованных библиотечных карточках. К примеру, его знаменитое "Мама мыла раму" - это 83 карточки. На Западе Рубинштейн - признанный мэтр русского постмодернизма, его творчество изучается в европейских и американских университетах, а в России его стали публиковать только после перестройки и даже сегодня далеко не все относятся к нему серьезно.

До встречи с читателями "Книжного двора" Лев Рубинштейн ответил на вопросы "ВК".

- Вы продолжаете писать на карточках?

- Нет, сейчас я пишу эссе для разных периодических изданий. Эти эссе потом собираю в книжки. А для картотеки уже лет десять ничего не сочиняю.

- С трудом верится, что для картотеки вы сочиняли. Кажется, что просто записали, например, подслушанные реплики.

- Сочинял, сочинял. Работал над текстами, не раз переписывал. Каждый картотечный текст прочитывается минут за десять, а пишется месяцами. Этот жанр, жанр картотеки, я создал в середине семидесятых годов, когда работал в библиотеке, из желания перевести ситуацию самиздата в эстетическое измерение. А что касается непосредственно работы над текстом, то особое внимание я уделял монтажу, композиции. Для меня композиция текста - это музыкальное понятие, ритмическое сочетание текста на карточках мне очень важно. Нередко для обозначения пауз я использовал пустые карточки.

- Говорят, на ваших карточках удобно гадать.

- Да-да, слышал такое. Сам никогда не гадал по книжкам. Мне симпатичнее другое применение моих текстов: когда их используют в своих композициях современные композиторы. Владимир Мартынов, например, использовал. Знаете, мне с музыкантами легче находить общий язык, чем с литераторами.

- А с критиками?

- К критикам и критике я отношусь спокойно. Откровенно не люблю только вранья и хамства.

- Вас, Всеволода Некрасова, Дмитрия Александровича Пригова и Владимира Сорокина называют родоначальниками московского концептуализма. Были ли, есть ли среди концептуалистов женщины?

- Нет, как ни странно. Не знаю, почему. Это очень интересный вопрос... Знаете, московский концептуализм - понятие литературно-художественное, и художников среди концептуалистов больше, чем литераторов. Наша "четверка" сложилась к концу семидесятых годов, и это явление не было поколенческим: однажды случайно заметил, что каждый из нас моложе другого последовательно на семь лет.

- Концептуальным называют искусство, которое анализирует собственный язык. Как вы думаете, язык может деградировать?

- Может, в разные эпохи его состояние то лучше, то хуже. Но ситуация в целом зависит от того, кто на этом языке говорит, кто им владеет. Вот Зощенко однажды услышал, что и как говорят в трамвае. И сделал из этого языка большую литературу. Тот язык, на котором писал Платонов, был языком провинциальных счетоводов или землемеров, на нем не говорили образованные люди в столице. Но Платонов, будучи провинциальным человеком, слышал его, и на этом языке стал писать свою гениальную литературу.

- Можно ли сделать "большую литературу" из популярного сейчас среди пользователей Интернета языка "падонков"?

- Все будет зависеть от личности. Очевидно, что все эти словечки - "превед", "аффтор", "йад" - придумали люди вербально одаренные. Не просто грамотные, а с хорошим словесным вкусом. Это было интересно, а сейчас им пользуется уже второе поколение, как-то автоматически...

- У кого из современных писателей, на ваш взгляд, безупречный русский язык?

- У меня.

- И все?

- Ну, много таких. Сергей Гандлевский, Владимир Сорокин, Татьяна Толстая. Из тех, кто помоложе, не знаю, не знаю... Все в порядке с русским языком. Пока есть активные носители, с языком все будет в порядке.

- Как вы относитесь к цензуре?

- Я и цензура - несовместимые вещи. Во времена советской цензуры в официальную печать не стремился. Если цензура появится снова, то либо перестану писать, либо буду писать в тех местах, где ее нет. Опыт у меня уже есть, понимаете? Главное для меня - не подчиняться обстоятельствам, жить - как привык, как хочешь. В пределах разумного, разумеется.

- Вы - филолог по образованию, могли бы работать в школе?

- Я, помню, студентом прошел педагогическую практику в школе и понял, что в школе работать никогда не буду. Мне не нравится это учреждение. Да никогда не нравилось - забыл, как звали моих школьных товарищей через неделю после выпускного.

- Для чего вы завели Живой Журнал в Интернете?

- Чтобы читать интересных мне людей - составить свою ленту для чтения, это главное. Сам я там редко пишу, чаще публикую ссылки на свои тексты, опубликованные в различных изданиях. А вы читали мой ЖЖ?

- Да. Особенно мне понравились ваши фантазии на тему, какие бы фамилии носили запорожские казаки, если бы они вдруг приняли иудаизм.

- Это было очень смешно! Я люблю такие филологические фантазии. Сразу тогда сочинились такие фамилии: Нежуйкабан, Учитора, Непрацюйсуббота, Запалименора, Набекренькипа... Надеюсь, это ни для кого не обидно?

"Вечерняя Казань" №46 от 26.03.08