Есть аул вблизи Казани, по названию Кырлай. Даже куры в том Кырлае петь умеют... Дивный край!
Хоть я родом не оттуда, но любовь к нему хранил, На земле его работал — сеял, жал и боронил.
Он слывет большим аулом? Нет, напротив, невелик, А река, народа гордость,— просто маленький родник.
Эта сторона лесная вечно в памяти жива. Бархатистым одеялом расстилается трава.
Там ни холода, ни зноя никогда не знал народ: В свой черед подует ветер, в свой черед и дождь пойдет.
От малины, земляники все в лесу пестрым-пестро, Набираешь в миг единый ягод полное ведро.
Часто на траве лежал я и глядел на небеса. Грозной ратью мне казались беспредельные леса.
Точно воины, стояли сосны, липы и дубы, Под сосной — щавель и мята, под березою — грибы.
Сколько синих, желтых, красных там цветов переплелось, И от них благоуханье в сладком воздухе лилось.
Улетали, прилетали и садились мотыльки, Будто с ними в спор вступали и мирились лепестки.
Птичий щебет, звонкий лепет раздавались в тишине И пронзительным весельем наполняли душу мне.
Здесь и музыка, и танцы, и певцы, и циркачи, Здесь бульвары, и театры, и борцы, и скрипачи!
Этот лес благоуханный шире моря, выше туч, Словно войско Чингис-хана, многошумен и могуч.
И вставала предо мною слава дедовских имен, И жестокость, и насилье, и усобица племен.
2 Летний лес изобразил я,— не воспел еще мой стих Нашу осень, нашу зиму и красавиц молодых,
И веселье наших празднеств, и весенний сабантуй... О мой стих, воспоминаньем ты мне душу не волнуй!
Но постой, я замечтался... Вот бумага на столе... Я ведь рассказать собрался о проделках шурале.
Я сейчас начну, читатель, на меня ты не пеняй: Всякий разум я теряю, только вспомню я Кырлай.
Разумеется, что в этом удивительном лесу Встретишь волка, и медведя, и коварную лису.
Здесь охотникам нередко видеть белок привелось, То промчится серый заяц, то мелькнет рогатый лось. |