Равиль БУХАРАЕВ: “Европейцы отказались от души, поэтому живут комфортно”

- Ты пишешь стихи на английском и венгерском - это что, снобизм?

- Да нет, не пишу, писал. Это была необходимость. На венгерском все очень просто получилось. Я вернулся из Венгрии, где был в командировке еще от Союза писателей, и хорошо и быстро выучил язык. Когда вернулся, все уже начало разваливаться, я немного попереводил, и меня отстранили. Чтобы не забыть язык, решил писать стихи, сначала писал, как они, нерифмованные, потом написал венок сонетов полностью прорифмованный. Лида чуть с ума не сошла. (Лидия Григорьева, поэтесса, жена Бухараева. - Прим. авт.). Представь, 1989 год, все шатается, сидит полубезумный человек и на купленной в комиссионке машинке печатает в столбик непонятные письмена. Я все-таки эту работу закончил, показал венгерским друзьям, они спросили: а кто тебя перевел? Говорю, что сам написал. Теперь понимаю, что это были хорошие стихи, притом в венгерской литературе никто и никогда не рифмовал венок сонетов - я первый. Его напечатали в Венгрии, меня приняли в их Союз писателей, а самый крутой авангардный журнал “Две тысячи” тоже мой венок перепечатал. Но я понял, что этот факт свершился, дальше экспериментировать не надо. С английским проще, полмира пишет на этом языке. По-английски я тоже написал венок, потом венок был написан на татарском. Тут я решил остановиться. Потому что любой человек, пишущий на неродном языке, он в этом языке гость. Нужно уметь вовремя останавливаться, чтобы этот эксперимент не превратился в снобизм и источник раздражения. Я что-то в себе победил и что-то себе доказал. После этого преодолел внутренний барьер и начал писать по-татарски. Потому что с ходу на это решиться я не мог.

- Российская диаспора в Лондоне, вообще в Европе - что они читают?

- Да как и везде, как и в России. Если Донцову - значит Донцову. Если Акунина - значит Акунина. В центре Лондона есть магазин многоязычный, там отдел русских книг. Я смотрю, там есть все эти глянцевые обложки, что продают в России. С другой стороны, интернет помогает. Многие читают с экрана. Но мир всегда одинаков, его не переделаешь. Когда-то читали Асадова, и для этих людей не существовало не только наших стихов - Пастернака не существовало. Я не вижу в этом греха. В конечном счете важно, что люди находят что-то по душе. Не нужно их переделывать под себя, среди интеллигенции иногда существует интеллектуальный фашизм: ах, вы не понимаете, значит, вы недолюди. Это неверный подход, и вот почему. В Англии я как-то сошелся не для дружбы, а для разговоров с одним человеком, и он мне сказал: “ У нас на Руси люди, получившие высшее образование, почему-то могут всех поучать и чего-то требовать. Сообразили бы, что они даром получили то, что большинство людей на Земле не в состоянии получить. Что еще можно требовать?”. Интеллигенция вообще давно перестала ходить в народ, все пыталась подтягивать его под себя, а он не подтягивался.

- Блок сто лет назад написал статью “Народ и интеллигенция”, где писал о пропасти, которая их разделяет.

- На самом деле все просто. Слезы и страдания у всех одинаковы. Человек, приходящий на эту Землю, решает одну задачу: сохранить свою душу и совесть и прожить достойно в тех условиях, которые жизнь ему предлагает. Если условия ему не нравятся, он прикладывает усилия, чтобы их изменить. Когда я вижу “высоколобых”, которые рассуждают поверх этих истин, я понимаю, что это треп.

- Расскажи, как поэт вдруг пошел на службу.

- То, что меня привела жизнь на русскую службу Би-Би-Си, я считаю одной из удач моего бытия. Сам я усилий не прикладывал, в первые годы занимался в Англии совсем другими делами, а на Би-Би-Си выступал с интервью и как консультант по России. Потом предложили эту работу. При советской власти вообще нигде не работал и был на вольных хлебах, работал год с небольшим в Союзе писателей, но на меня даже трудовую книжку не завели. У меня нет такого документа. Когда предложили работу на радио, я сразу же согласился, но не из-за денег, а из-за того, что смог находиться на перекрестке новой информации. То, что я написал после этого несколько книг по политэкономии - ты можешь представить Равиля Бухараева восьмидесятых годов, который пишет книги по политэкономии? - это заслуга радио. Я написал десять или двенадцать таких книг - политэкономия, политика, политология, история религии. Все это потому, что Би-Би-Си научила меня скептически относиться к собственному мнению, к собственным эмоциям и порывам и постоянно отслеживать информацию, в которой ты купаешься и от которой хотел бы избавиться, но не можешь. Это чрезвычайно смиряет человечную гордыню, потому что ты видишь, что о том, о чем говорили все средства массовой информации сегодня, что говорил в эфире ты, пытаясь конкурировать с коллегами, на следующий день об этом никто не помнит, кроме самих участников коллизии. Вывод: не надо много внимания уделять так называемым “большим событиям”. Большие события происходят в душе человека, а не снаружи. Журналистика Би-Би-Си - интересная вещь. По хартии ты не имеешь права высказывать в эфире собственное отношение, ты - человек, который регулирует доступ информации. Наша цель - дать как можно больше достоверной информации, дать максимальное количество точек зрения, диаметрально противоположных. Это элемент уважения к слушателю, которому мы не промываем мозги, а даем информацию и пищу для размышления.