Елена ТОКАРЕВА: “Можно все - но только один раз”

- Во время презентации книжки на Арбате люди, близкие к Ходорковскому, пытались устроить скандал. Глупо. Ничего дурного о нем в книжке не сказано. Речь идет о том, что человек заигрался и перестал адекватно оценивать происходящее, видеть всю палитру. Глупость помешала. Я ожидала негативной реакции от Коржакова. Ее не было.

- Почему вы занимаетесь журналистскими расследованиями? Это небезопасно.

- Жанр журналистского расследования требует аналитического склада ума. У меня такой. В желтой “Экспресс - газете”, где я работала некоторое время, “под меня” сделали отдел расследований. Тогда это было можно и модно. Сейчас - нет.

- Есть мнение, что для занятий журналистикой требуется возраст, потому что, только прожив определенный отрезок времени, человек набирается опыта и имеет что сказать...

- Не согласна! Журналист должен быть молодым. Король журналистских жанров - репортаж. А репортер должен мало спать, много бегать, быть любопытным, неленивым. Журналистика - это работа молодых.

- Вы пишите о том, что свобода прессы - ее продажность...

- Если редактор подчиняется одному банкиру или политику, то рано или поздно тот начнет ставить жесткие рамки: этого не трогай, о том не пиши. Постепенно не останется ничего, о чем можно писать. А если установлены четкие рамки клиентских отношений, это позволяет прервать их без потерь.

- Ваше агентство называется “Стрингер”, что значит - журналист, вольный стрелок, не принадлежащий всем сразу и никому конкретно...

- Агентство было спланировано так, чтобы пользоваться услугами людей, работающих свободно. Стрингер добывает информацию потом и кровью - мы ее покупаем и продаем. Считаю, что держать сотрудника более трех лет невыгодно и редактору, и журналисту. Профессия требует постоянного обновления.

- Журналистика меняется?

- За время моей работы дважды менялось государство, а, соответственно, и журналистика. Но быстрее, чем журналистика, меняется язык. То, что было уместно в начале девяностых - страстная публицистика, пламенная пропаганда, как у Проханова, излишняя метафоричность - сейчас вызывает хохот. Материалы того времени кажутся мне сегодня странными - много пылу, жару. Сейчас журналистика холоднее, деликатнее. Сейчас важнее задать умный вопрос, чем получить умный ответ, потому что вопросом можно много сказать. Ваш визави, визирующий интервью, имеет право контролировать собственные ответы, а ваши вопросы - нет.

- Эзопов язык?

- Он почти и не исчезал. Разнузданной журналистики больше нет, и я не уверена, что она нужна. В “Общей газете”, где я работала, было модно делать портреты чиновников, всех разносить. Сейчас этого жанра не существует.

- Нет сатиры...

- Да, почил жанр фельетона. Сатиры нет потому, что гротеск разлит в жизни. Им никого не удивишь. Пиночета - в каждый дом. Достаточно посмотреть на Ксюшу Собчак - вот вам и сатира. Вместо пламенной журналистики - ледяной стеб. Время требует холодности делового человека, который анализирует и потом отвергает или принимает.

- После вашей книги складывается впечатление, что журналисты - наивные люди...

- Судя по реакции коллег, читавших мою книжку, да. Мне пишут: “Спасибо, вы нам раскрыли глаза”. Это доказывает, что они романтически настроены. Хотя, по данным статистических исследований, журналистов считают самым продвинутым слоем общества: они опережают остальных по уровню информированности, смелости. К тому же практика показывает, что люди слишком жарко реагируют на слова. Курьезный случай - недавно я вела журналистское расследование об одном рейдере. Ему уже статью за мошенничество дали, а он в суды пишет: дескать, меня оклеветали. Маяковский написал: “Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо” - пусть бы у него рука отсохла за это. Потому что приравняли - за слова журналистов убивают.