Распалась связь имен...

Галина ЗАЙНУЛЛИНА

Что в первую очередь типично для театрального сезона 2005/06 года? Полное отсутствие социальной сатиры на сцене. Видимо, театр в его функции лекарства от жизни, отвлечения от повседневности и ее проблем публику вполне устраивает.

Никто не испытывает ностальгии по идейному, не задается вопросом: кто герой нашего времени - бунтарь или благополучный льстец? Вместе с тем темы и интонации некоторых премьерных спектаклей показывают, что, как и во времена застоя, вновь в ходу спасительный конформизм, неучастие в мерзостях социума. Бросается в глаза и застой иного рода - творческий. Скажем, в КАБДТ им. В.И.Качалова за весь сезон не случилось ни одной (!) премьеры. И хотя в целом бессобытийным его назвать нельзя, любые обобщения представляют трудность - из-за отсутствия ярко выраженных тенденций. Нет среди наших режиссеров таких, чья одержимость каким-то стилем или идеей стала бы сквозной для всего творчества. Они переходят из одной постановочной реальности в другую, всякий раз заново конструируя эстетические подходы. Потому наиболее приемлемой на нынешний день представляется "таблоидная" форма подведения итогов сезона.

ТРАКТОВКА ГОДА. Финал "Трех сестер" в постановке Камаловского театра наверняка стал самым депрессивным за всю историю постановок чеховской пьесы: Ольга (А.Каюмова), Ирина (Л.Рахимова) и Маша (Л.Хамит), бессильно склонив головы на грудь и опустив руки, безжизненно замерли, как повешенные... Хотя по сравнению с тем, что вытворяет с Чеховым современная "аттракционная" режиссура, ничего особо авангардного в спектакле нет. Ф. Бикчантаев инсценировал "Трех сестер", можно сказать, в канонической редакции второй половины прошлого века - когда Чехов стал считаться не "атмосферным", светло-грустным, а "страшным драматургом". Безрадостную идею деградации мироздания - все в судьбах героев не так и не вовремя - у Бикчантаева в сцене именин иллюстрирует детский "волчок" с его обреченным на разбалансированность кружением.

Во втором действии сверху из колоколообразной конструкции спускается канат. И образ поруганного, разрушенного храма собрал воедино разрозненные элементы декораций. Что ж, сам Чехов предрек капитуляцию утонченных, образованных сестер Прозоровых перед примитивными вкусами Натальи Ивановны, преобразовательный пыл которой имел ясную тенденцию - пошлость восторжествует, низведя "цветущую сложность" до убогой простоты.

ПРОРЫВ ГОДА. Оценка грустной комедии "Ненаглядная моя" Т.Миннуллина в постановке опять же Ф.Бикчантаева не была единодушной. Лишь немногие оценили премьеру как "чистейшей прелести чистейший образец" постмодернизма на татарской сцене, для большинства же происходящее на сцене ассоциировалось с театральным капустником. Ведь драматург в честь своего 70-летия позволил себе вволю "порезвиться": ввел в пьесу собственную персону под именем Турана Муллина, друзей-актеров и не без улыбки вплел их взаимоотношения в сюжет классической "Галиябану" Д.Файзи. В результате силовое поле старого культурного мифа наполнилось энергиями такой очистительной силы, что неудачник Анвар (А.Шакиров) и Фирая, всю жизнь игравшая дурочек (Ф.Ахтямова), образовали "идеальную пару".

Ошеломительность приращения смысла в "Ненаглядной" в полной мере можно было оценить в сравнении с "Железной горошиной" Р.Бухараева, где волею автора встретились персонажи татарских сказок (Водяная, Шурале, Юха-змеюка) и Голубая Корова, древний символ космических сил, сотворивших мир. Последняя бродила по сцене и читала людям унылую мораль... Два года назад эта пьеса-сказка в постановке Р.Фазлиева не получила должной критической оценки. По всей видимости, отсутствие в современной татарской драматургии пьес, где бы национальный сюжет удачно "зарифмовывался" и вписывался в контекст мировой культуры, по большому счету мало кого волнует.

ПОТЕРЯ ГОДА. Казанцы попрощались с тюзовским спектаклем "Розенкранц и Гильденстерн мертвы", поставленным Георгием Цхвиравой по знаменитой пьесе Т. Стоппарда в переводе Иосифа Бродского. Сюжет представляет собой "закулисье" шекспировской трагедии: второстепенные персонажи, друзья Гамлета, обернулись здесь главными действующими лицами, и наконец выяснилось, чем они занимались, пока Принц Датский задавался "вечными" вопросами бытия.