Просто жизнь...

Ольга СТРЕЛЬНИКОВА

За сто лет существования ТГАТ им.Г.Камала известны всего четыре попытки представить татарской публике Чехова-драматурга. Сведения о первых двух, за давностью лет, крайне скупы. Две другие приходятся на последнее десятилетие, включая прошедшую на днях премьеру "Трех сестер". И предварительные прогнозы по части ее зрительского успеха, прямо скажем, не самые оптимистичные.

Нет, не приживается Антон Палыч на татарской сцене, вздыхают многоопытные театроведы. И даже если вы напомните им об успехе чеховской "Чайки", поставленной Ф.Бикчантаевым десять лет назад, это не для всех прозвучит убедительно. Во-первых, исключение, как известно, еще не отменяет само правило. Во-вторых, спектакль "Чайка" рождался как студенческий (тогда, в 1995-м, Бикчантаев выпускал актерский курс в Академии культуры и искусства), и даже перенесенный на малую сцену Камаловского театра, он сохранил прелесть и аромат студийной, экспериментальной работы. К тому же малая сцена и основная - две большие разницы. И на это действительно трудно возразить. А потому при всем моем добром отношении к спектаклю "Чайка", с которым у меня тоже связано одно из самых ярких театральных впечатлений, я не стала бы проецировать ее успех на сценическую судьбу "Трех сестер". Потому что если тот спектакль Ф.Бикчантаева оставлял ощущение легкости, почти экспромта, то поставленные им же "Три сестры" - это большая, серьезная, я бы сказала, филигранная работа. Ибо играть сегодня Чехова почти без купюр, слово в слово, не упуская из виду ни одной авторской ремарки, и при этом удержаться от желания похохмить, поерничать, подпустить фрейдистского тумана в вялотекущее существование чеховских персонажей - на такое прочтение еще надо отважиться.

Дело том, что во всех пьесах Чехова, и в особенности в "Трех сестрах", герои не просто много говорят, они все время "философствуют". Причем не из любви к истине или по склонности к резонерству, а просто в силу полученного некогда хорошего воспитания и широкой образованности, разумеется, почти не востребованной на необъятных просторах российского захолустья, где им выпало судьбой либо предписано воинским долгом служить Отечеству и поддерживать некое подобие светской жизни. А потому все эти разговоры о высоких материях, о смысле жизни, которые постоянно ведутся и в доме сестер Прозоровых, скорее некий моцион, зарядка для ума, дабы не потерять самоуважение и совсем уж не опуститься, подобно полковому доктору Чебутыркину. Словом, это не более чем ритуал, которому отводится такой же черед, как, скажем, утреннему чаю.

Вот и на сцене слова, разговоры - это не главное, они просто фон, шорохи, из которых складываются и ритм, и особая аура спектакля. Действительно, не так уж и важно, о чем именно говорят сестры в день именин Ирины, в такт этим, по сути, ничего не значащим словам перебрасываясь ярким воздушным шариком или по-детски дурашливо изображая паровоз со свистком (видимо, тот, что увезет их в Москву). Даже не вслушиваясь, вы все равно почувствуете, как нежно сестры привязаны друг к другу, как много их связывает и как при этом все три глубоко несчастны.

Самая младшая из них, Ирина (Ляйсан Рахимова) сравнивает свою душу с дорогим роялем, который заперт, и ключ от него потерян... Для пущей убедительности и сам рояль (в нашем случае - пианино) подтянут на веревках под высокие колосники сцены как на антресоли, где обычно хранят старые, отслужившие свое, но чем-то дорогие сердцу вещи. А поскольку более всего этот утерянный "ключ" терзает душу влюбленного в Ирину и склонного к музицированию барона Тузенбаха, то он все же попытается дотянуться руками до инструмента, но от тщетности усилий едва не потеряет равновесие. А может, просто под воздействием выпитого коньяка...