Из переписки Екатерины II и Вольтера

Письмо Вольтера Екатерине II от 25 мая 1771 года

"В пустыне моей теперь находится Ваш подданный, Г. Полянский, уроженец Казанского Вашего Царства. Я еще не видывал подобной его вежливости, благоразумия и признательности к милостям Вашего Императорского Величества. Сказывают, что и Аттила был родом из Казани. О! если это правда, то весьма легко могло статься, что и сей Божий был прелюбезный человек; я в том не сомневаюсь, потому что Гонория, сестра глупого Императора Валентиниана III, в него влюбилась и чрезмерно желала выйти за него замуж.

Двор короля Гишпанского с удивлением взирает на великодушие графа Алексея Орлова и на благодарность Паши, а Версальской занимается одними спорами судебных мест.

Между тем как сии безделушки со всею важностью забавляют всю Францию, в Самую ту минуту может быть Ваш флот истребляет часть Турецкого, может быть Ваши войска перешли через Дунай.

Говорят однако ж, будто Ваше Императорское Величество намеревается от Турки, освободившего Г. Обрезкова, выслушать мирные предложения; но я с моей стороны думаю, что Вы намерены только продолжать Свои над ним победы.

Повергаюсь к стопам Вашим с глубочайшим почтением и с чувствительною признательностью.
                                                           Старой пустынник Фернейской".

Письмо Екатерины II Вольтеру от 11/22 ноября 1772 года

"Государь Мой! Письмо Ваше от 2 ноября Я получила в самое то время, когда писала ответ на прекрасное и пространное письмо от Г-на Даламбера, после пяти- или шестилетнего его молчания мною полученное, в котором он именем Философов и Философии просил об отпуске военнопленных Французов, взятых в разных местах Польши. На приложенной при сем записке содержится Мой ответ.

Сожалею Я, что клевета ввела Философов в заблуждение. А Г. Мустафа выходит уже из своего ослепления; он с искренним усердием заставляет своего Рейс-Эфендия трудиться в Бухаресте над восстановлением мира, после чего он может опять возобновлять свои путешествия в Мекку, в коих Алибей сделал небольшой беспорядок со времени начавшихся ополчений. Не знаю, сколь далеко простирается почтение Турок к Святым, но что они у них есть, этому я была очевидною свидетельницею. Вот каким случаем Я это узнала:

В продолжении моего по Волге путешествия сошла Я с своей галеры на берег, в 20 верстах ниже города Казани, с тем, чтобы посмотреть остатки древнего Булгара, города, построенного Тамерланом для своего внука. В самом деле, нашла Я там семь или восемь каменных домов, и столько же минарет, весьма прочно построенных. Я приближалась к одной развалине, подле которой стояло человек сорок Татар. Тамошний Губернатор объявил Мне, что на это место сии люди приходят молиться, и что находившиеся у меня в виду пришли туда из дальних мест. Мне захотелось узнать, в чем состоит их богомолие, и для того спросила о том у одного из Татар, коего вид Мне показался умнее прочих; но он, дав Мне знаками разуметь, что Российского языка не знает, побежал позвать одного человека, которой в нескольких шагах от нас находился. Как он подошел, то спросила Я его: кто он таков, и узнала, что он Иман, который по-русски говорил довольно хорошо. Он Мне объявил, что в той развалине обитал некоторый святой жизни человек, и что они из весьма дальних мест пришли для принесения над гробом его молитв. То, что Я от него услышала, заставило Меня заключить, что и их почтение к Святым очень близко подходит к Нашему.

Прощайте, Государь Мой! и сохраняйте ко Мне дружбу вашу. От всего Моего сердца желаю, чтоб вы столько же прожили, сколько Агличанин Иван Кинго, которой умер на 169 году. Прекрасной век!
                                                                                                                        ЕКАТЕРИНА.
В скором времени пришлю Я к вам Французской перевод с двух Российских Комедий. Оне переписываются на бело".