Так говорил Гудериан | В выходные обычно пустынный музей изобразительных искусств РТ порадовал многолюдьем: на выставку шедевров Третьяковской картинной галереи казанцы прибывали пусть не полноводной рекой, но вполне бодрым ручейком. В немногочисленных залах, озаренных светом нетленки, по кругу бродили любители живописи самых разных весовых категорий: от мала до велика, как любили говорить в ту эпоху, лицезреть которую можно только на старых полотнах. Седовласые джентльмены, дамы парочками, девушки в платочках и малышня. Самой юной посетительницей, видимо, была наша Аделя (1 год 11 месяцев), которая старательно разглядывала не пользующиеся особой популярностью у остальных фарфоровые фигурки в стеклянных витринах.
- Уберите ребенка от витрины – сработает сигнализация, - предупреждает нас какая-то смотрительница, когда Аделя протирает носиком уже третий или четвертый по счету куб.
С трудом отрываем дитеныша от созерцания прекрасного, встраиваемся в общий поток.
Картины – как старые знакомые. Тропинин, Левицкий, Саврасов, Крамской, Венецианов… Привет, школьные хрестоматии, напудренные парики, тщательно выписанные камзолы, голубые глаза навыкате. Это сколько же, вы, граф, позировали художнику Левицкому? Если всмотреться, холодновато-вежливое выражение лица исчезает – и видишь не закованного в парчовую броню надменного аристократа неопределенного возраста, а очень молодого, слегка растерянного человека, энергию, которую не на что направить, чувства, которые необходимо скрывать… Лицо становится еще знакомее. А кто вы, неизвестная в голубом платье с желтой отделкой? Наверное, обидно остаться в истории лишь этим платьем – без имени, судьбы, дат жизни… Обиднее в истории вообще никак не остаться, - поправляет меня подруга.
Что ж, мимо горделивых осанок и пышных плеч – к самой, пожалуй, популярной картине выставки. Это, естественно, «Вид Казани» Раковича, написанный в конце XIX века. На картине – Казань, как будто увиденная во сне: вроде бы все и знакомо, и все совсем не так. Гонимые патриотизмом, к работе стекаются новые зрители.
- Это вот здесь был кинотеатр «Космос», - пытается сориентироваться на месте и во времени невысокий дядя в пиджаке.
- Да не «Космос», а «Спутник», - возвращает его к реальности спутница.
- Гудериан сказал: «Свинство так обращаться со своей историей», - решительно переводит разговор в более возвышенную плоскость высокий молодой человек в очках.
- Это он сейчас сказал? – робко интересуется спутница дядьки, и среди посетителей выставки возникает невидимый призрак Камиля Исхакова.
- Гудериан в 1941 году командовал 2-й немецкой танковой армией, - холодно отрезает парень в очках.
Созерцательно настроенные собравшиеся напрягаются: как все это связать – давний вид Казани, фашистского военноначальника, историю родного города?
- А Гудериан, кажется, здесь был, учился в танковом училище, - вспоминаю я.
- Он к этому времени уже всему выучился, а в танковом просто проверял, как учатся его подчиненные, - неумолим наш просветитель.
История закручивается еще прихотливее: в Казани учат немцев военному искусству, их генерал сокрушается о судьбе старой Казани, через несколько лет эти выученные немцы нападают на Советский Союз, наши в результате напряжения всех сил одерживают победу, потом мучительно восстанавливают народное хозяйство, выходят в космос, осваивают целину, строят метро и атомные станции, а отношение к тому, что осталось от старой Казани, и спустя шестьдесят лет после Победы зачастую такое, что слова врага до сих пор звучат на редкость актуально…
Еще одно лыко в строку: на втором этаже музея изобразительных искусств – выставка Хариса Якупова, приуроченная к его юбилею и 60-летию Победы. Тут и предметы военного времени, и фронтовые зарисовки с натуры, и масштабные – на пол-стены – картины. На одной из них над бойцами зависла богиня войны, как будто прямиком прилетевшая сюда с полотен Васильева. Я вспомнила, как в одном из интервью Якупов рассказывал, как на одной из его военных картин президент Шаймиев в одном из бронебойщиков мгновенно опознал татарина. На одиннадцатилетнюю Ксюшу вся эта патриотическая симфония произвела сильное впечатление, а мой привередливый спутник ворчал, что все сделано очень правильно, очень конъюктурно и очень банально.
- Ну вот тебе свежий ход, - показала я на изображение какого-то ветерана: вся грудь в орденах, а на плече… желтый попугайчик. Мы бросились к подписи под картиной и еще раз удивились: перед нами был «Автопортрет».
Кстати, Гудериана сняли с должности в декабре 1941 года – за поражение под Москвой… |